Мое! - Страница 37


К оглавлению

37

Возвращаясь в постель, Мэри увидела в сумерках за окном идущего по шоссе человека. Шеклет, одетый в пальто, вздувавшееся на ветру, собирал расплющенные алюминиевые банки и складывал их в пакет для мусора. Она знала его распорядок. Он вышел часа на два, а затем вернется и начнет надрывно кашлять по ту сторону стены.

«Стыдно должно быть жить так, как ты, когда накопил столько денег».

Это Пола сказала. В том письме, что Мэри достала из мусорного ящика и склеила.

«Когда накопил столько денег».

Мэри смотрела, как Шеклет подобрал банку, прошел пару шагов, подобрал еще одну. Мимо проехал грузовик, и Шеклет качнулся от вихря. Покрепче прижал к себе мешок, потом подобрал еще одну банку.

«Столько денег».

Конечно, они у него в банке. Или нет? Или этот старик из тех, кто не доверяет банкам? Может, держит деньги в матрасе или в обувных коробках, перетянутых резинками? Она продолжала за ним наблюдать, ее ум вертел эту возможность, как любопытное насекомое, вытянутое из-под камня. У Шеклета никогда не бывает гостей. А Пола — его дочь, как решила Мэри, — наверняка живет в другом штате. Если с ним что-нибудь случится, его долго никто найдет. Это легко сделать, и она не собирается здесь долго торчать, когда возьмет ребенка. О'кей.

Мэри прошла в кухню, выдвинула ящик и взяла нож с острым зазубренным лезвием. Таким ножом потрошат рыбу, подумала она. Нож она положила на кухонную полку, затем вернулась в спальню и продолжила работу над формой медсестры.

Когда послышался кашель Шеклета, проходящего мимо ее двери, работа была уже давно закончена. В мусорном мешке Шеклета позвякивали друг о друга алюминиевые банки. Мэри стояла у своей двери в джинсах, в ветровке поверх коричневого свитера и в вязаной шапочке. Шеклет позвякал ключами, нашел нужный. Когда он вставлял ключ в дверь, Мэри вышла на холод с «кольтом» в руке и ножом под плащом за поясом.

Шеклет был костляв и ряб, седые волосы растрепались под ветром, кожа потрескалась, как на старом ботинке. Шеклет едва понял, что рядом с ним кто-то стоит, как ощутил прижатое к черепу дуло револьвера.

— Внутрь! — приказала Мэри, втолкнула его через открытую дверь и вытащила ключ из замка. Подобрав потом мешок с банками, она внесла в дом и его, а Шеклет в ошеломлении таращился на нее покрасневшими на холоде глазами, Мэри заперла дверь и закрыла замок на собачку.

— На колени! — сказала она ему.

— Слушай… слушай… погоди… что за шутки?

— На колени. На пол. Выполняй!

Шеклет медлил, и Мэри уже подумала, не ударить ли его ногой в коленную чашечку, но он глотнул (колыхнулся большой кадык) и опустился на тоненький коричневый ковер своей тесной каморки.

— Руки за голову! — приказала Мэри. — Быстро! Шеклет подчинился. От него физически исходил запах страха, напоминавший смесь пива и аммиака. Шторы на окнах были уже опущены. Мэри включила лампу на телевизоре. Комната была похожа на нору чудовищной крысы. Газеты и журналы пачками, разбросаны подносы от готовых обедов, одежда валялась там, где ее сняли. Шеклет затрясся в приступе кашля и поднес руки ко рту, но Мэри ткнула ему в лоб «кольтом», и он снова переплел пальцы на затылке.

Она отошла от него и быстро взглянула на часы. Девять часов семь минут. Придется сделать все быстро, чтобы успеть найти хороший фургон, прежде чем переодеться и поехать в Сент-Джеймс.

— Ну да, вызвал копов, ну и что? — Голос Шеклета дрожал. — Ты бы их тоже вызвала, если бы у тебя так за стенкой выли. Я же против тебя ничего не имею. Больше никогда так не сделаю. Вот как перед Богом. О'кей?

— У тебя есть деньги, — бесстрастным голосом сказала Мэри — Где они?

— Деньги? Нет у меня денег! Я беден, клянусь Богом! Она взвела курок — ствол смотрел в лицо Шеклета.

— Послушай… погоди минутку… зачем тебе все это? Ты мне скажи, может, я тебе помогу.

— У тебя здесь спрятаны деньги. Где?

— Да нет у меня! Ты посмотри, как я живу! Думаешь, у меня есть деньги?

— Пола говорит, что есть.

— Пола? — Лицо Шеклета посерело. — При чем здесь Пола? Слушай, я же тебе никогда ничего плохого не сделал!

Мэри надоело терять время. Вздохнув, она размахнулась револьвером и резким ударом обрушила его на лицо Шеклета. Он вскрикнул и повалился на бок, дергаясь всем телом от невыносимой боли. Мэри встала рядом с ним на колени и приставила дуло к пульсирующему виску.

— Кончай валять дурака. Отдай деньги. Ты понял?

— Подожди…

Она схватила его за волосы и снова вздернула на колени. У него был сломан нос. Темно-красная кровь из разорванных капилляров текла из ноздрей, по морщинистым щекам лились слезы.

— В следующий раз выбью зубы, — сказала Мэри. — Мне нужны твои деньги. Чем больше будешь тянуть, тем больнее будет.

Шеклет заморгал, глаза его начали набухать.

— О Господи! Умоляю… ради Бога… Мэри снова замахнулась, собираясь дать «кольтом» ему по зубам, и старик отпрянул и завыл.

— Нет! Ради Бога… ради Бога! В комоде! Верхний ящик, среди носков! Там все, что у меня есть!

— Покажи.

Мэри встала и отступила, не сводя с него револьвера. Старик, с трудом поднявшись на ноги, прошел через коридор в спальню, она за ним. Спальня выглядела так, будто по ней прогулялся смерч. Кровать без простыней. На одной стене пожелтевшие черно-белые фотографии молодого Шеклета и темноволосой привлекательной женщины. На комоде фотография Шеклета в тюбетейке с кисточкой среди группы улыбающихся толстопузых священнослужителей.

— Открой ящик, — сказала Мэри. Она внутри вся сжалась, как пружина. — Медленно-медленно.

37